В тесном бараке на Новой Волкуше

Военные воспоминания, затрагивающие наш район — большая редкость и ценная находка. Как оказалось, с купчинской землей была связана история семьи депутата МО № 72 Михаила Юрьевича Григорьева — большую часть блокады его мама прожила в деревянном бараке неподалеку от Стрельбищенской улицы.

Моя мама, Анастасия Степановна Поликарпова (Григорьева), родилась в 1925 году и росла в большой семье: моя бабушка, ее муж — мой дед, и шестеро детей. Дед давно был в Питере, приезжал сюда на работу и где-то в 1918 году перевез сюда бабушку из Смоленской области. Они жили напротив нынешнего Университета кино и телевидения. Там стояли бараки деревянные — одноэтажные, холодные, горячей воды не было. Много народа в них жило. Вся наша семья размещалась в одной комнате. Мама ходила в школу на Волковском проспекте, сейчас там находится медицинский техникум № 2. Она вспоминала, как получила значок ГТО и, довольная, бежала по мостику через Волковку. А значок отвинтился и упал. И она спрыгнула в речку, искала его, но не смогла найти. Было очень обидно.

Анастасия Поликарпова. Довоенное фото.

Закончив школу, мама пошла на бухгалтерские курсы, но война все поменяла. Летом 1941 года семья собралась на лето в Смоленскую область, уже билеты были взяты, но тут объявили, что война началась. Какие-то запасы были, но они быстро кончились. Немцы разбомбили Бадаевские склады, кушать было нечего. Ходили в Шушары собирать остатки картошки. Ели траву, из крапивы делали щи. Собирали желуди. Волковка была узенькая, но чистая, и из нее воду брали.

Бараки у Стрельбищенской улицы. Немецкая аэросъемка 1941 год. " www.kupsilla.ru

Мама рассказывала, что на Товарной-Московской станции стояли эшелоны с разгруженным горохом, сахарным песком. Вагоны отходили, и они с девчонками набирали в карманы землю вместе с тем, что рассыпалось. И их поймали те, кто охранял. Пригрозили судом, но они взмолились: «Дяденька, отпустите нас!» И охранник их отпустил. Но все карманы вывернул, этот горох с землей. Вот такой был эпизод.

Первой блокадной зимой дедушка умер от голода, его похоронили на Волковском кладбище. Отдали карточки, и какой-то плотник сделал из досок гроб. И мама со старшей сестрой повезли его на кладбище на санках. Там была общая могила, и всех, кто погибал, в эту могилу складывали. И деда туда положили.

Младший брат мамы, дядя Миша, в блокаду уже не ходил. Бабушка и мамина сестра Люся тоже слегли. «Они были как дистрофики. Мы им дадим что-то покушать, кипяток. И так они выжили» — вспоминала мама. Анечка, другая ее сестра, тоже выжила, а Жоржик умер, средний брат.

Волковское кладбище. Одно из братских захоронений. Фото Дениса Шаляпина. http://www.kupsilla.ru/

Мама работала санитаркой в Волковской больнице. Там был военный госпиталь, и она работала в ожоговом отделении. Сюда привозили бойцов с линии фронта, с Пушкина, Павловска, Пулково. Танкистов привозили — они были очень сильно обожжены, кричали: «Отравите нас!» Потому что страшные боли ожоговые. И девочки-санитарки подвешивали их на крючки за тело, чтобы оно не прикасалось к кровати. А мужчины были большие, здоровые. Мама надорвалась и нее после этого всю жизнь мучилась болями в желудке. Тяжелая это была работа.

Волковская больница. Фото Дениса Шаляпина. http://www.kupsilla.ru/

В 1944 году, в один из дней, рядом с их бараком упала бомба, и он сгорел. Семье дали комнату на Херсонской улице в большой коммунальной квартире. Но мама продолжала работать в Волковской больнице, ходила туда и обратно пешком. А вечером вместе с жителями тушила зажигалки на крышах, патрулировала улицу. Были лазутчики немецкие, которые наводили фонарики на дома, заводы. И зимними ночами, в сильный холод, они ходили по улице от Старо-Невского до Херсонской: если были какие-то подозрительные люди, то сообщали дворнику или милиции. За водой на Неву ходили, а весной 1944 года посадили свеклу и турнепс. Но однажды проснулись, и все было выкопано.

Анастасия Григорьева. Послевоенные годы.

После войны мама работала старшим бухгалтером на станции Товарная-Московская. Она познакомилась с моим отцом, Юрием Михайловичем Григорьевым, они были ровесники. В 1942 году отец поступил в школу юнг в Кронштадте. А потом служил мотористом на знаменитом катере-морском охотнике МО-124, которым командовал Николай Дежкин, прославленный «лейтенант удачи». Этот катер потопил три вражеские подводные лодки и полностью вывел из строя еще одну. За это Дежкин был награжден двумя орденами, а весь экипаж получил медали «За оборону Ленинграда». Но боев отец не видел: они шли на палубе, а мотористы выполняли команды, выводили корабль из-под обстрела. Потом экипаж высадили десантом в Таллин. Горели дома, наши выгоняли из города немцев. В пожаре отец спрыгнул с третьего этажа и повредил себе диафрагму.

Юрий Михайлович Григорьев. Фото из газеты «Страж Балтики». 1944 год.

Родители говорили, что война — это страшное дело. Они мало рассказывали о ней, не хотели, чтобы люди знали, что они пережили.

Рассказ записала Ольга Ясененко.
Фотографии из семейного архива Михаила Юрьевича Григорьева.