«Подложили гранату и вот с этими фактами я здесь нахожусь» — первый день суда по теракту в метро

Два года, 11 обвиняемых, 112 потерпевших, 137 томов материалов уголовного дела и возможные пытки: в Ленинградском окружном военном суде началось рассмотрение дела о теракте в петербургском метро.

Напомним, 3 апреля 2017 года в вагоне метро на перегоне Технологический Институт – Сенная Площадь прогремел взрыв. Пострадало 103 человека, 16 из них погибли — в том числе и Акбаржон Джалилов, названный следствием террористом-смертником.

Следствие шло два года. Наконец, на 2 апреля 2019 года было назначено судебное заседание. Дело рассматривается Московским Окружным Военным судом, выездной коллегией из трех человек (председатель коллегии – судья Андрей Морозов, секретарь суда – Виталий Шведов). Обвинение представляет прокурор Надежда Тихонова.

Заседание суда было назначено на 10 утра. Уже в половину десятого у входа окружного военного суда столпились участники процесса и журналисты, в само здание никого не пускали. Толпа была настолько большой, что сотрудникам пришлось делать специальные объявления и просить собравшихся расступиться для того, чтобы участники другого заседания смогли попасть внутрь. Несмотря на некоторые сложности, всем заинтересованным удалось войти, хотя заходить приходилось небольшими группами по двое-трое. Нужно отметить, что судебные приставы вели себя вежливо, а такие ограничения на вход были введены, в первую очередь, в связи с размером помещения.

Около 9.40 в здание суда доставили обвиняемых – Шохисту Каримову, братьев Азимовых, братьев Эрматовых, Махамадюсуфа Мирзаалимова, Дилмурода Муидинова, Сайфулу Хакимова, Бахрана Эргашева, Содика Ортикова и Азамжона Махмудова.

Около 11 часов прессу пригласили в зал для протокольной съемки. Обвиняемые в один голос заявляли о своей невиновности и непричастности, активнее всего – Шохиста Каримова: «При обыске мне подложили гранату и вот с этими фактами я здесь нахожусь. Перед Россией и Узбекистаном у меня нет вины». Впрочем, большого отклика от журналистов ее речь не получила – после просьб приставов покинуть зал заседания, снимающая пресса отправилась встречать потерпевших. В ближайшие минуты в коридоре постоянно повторялся только один вопрос: «Какого наказания хотите?», ответов на него так и не последовало. Из более чем сотни потерпевших на судебное заседание пришло только четырнадцать человек, один из них – представитель метрополитена Светлана Белова. Отметим, что «Петербургский метрополитен» заявил иск на 108 миллионов рублей.

В половине двенадцатого дня назначенное на 10 утра заседание наконец началось. На протяжении часа происходило установление личностей обвиняемых, потерпевших, адвокатов и переводчиков. Впрочем, за все время заседания услуги последних не понадобились – все подсудимые знают и понимают русский язык.

Так как отводов участникам процесса никто не заявил, суд перешел к рассмотрению ходатайств. Все адвокаты заявили о необходимости дополнительного времени на согласование позиции со своими подзащитными и ознакомление с материалами дела: большинство защитников осилило только первую сотню томов из 140 собранных следствием. Изрядно удивила адвокат Разносчикова, ознакомившаяся только с первыми двадцатью томами и попросившая еще хотя бы пару дней. Остальные защитники оценивали свои силы более реалистично и просили порядка недели. Подсудимые ходатайство поддержали и попросили неделю на согласование линии защиты. Такая ситуация была вызвана тем, что многие обвиняемые сменили адвокатов незадолго до заседания. Несмотря на необходимость выезда в место содержания обвиняемых и ознакомления с внушительной стопкой материалов, суд «удовлетворил ходатайство частично»: постановил продолжить заседание, с материалами дела знакомиться по ходу судебного следствия. Согласовывать позиции было предложено без выезда в места содержания обвиняемых, использовать для этого время до начала заседаний. Адвокаты против: встречи должны быть конфиденциальны, работать в таком режиме нельзя, нарушается право на защиту. Тем не менее, суд своего решения не изменил.

Второе ходатайство – от СМИ: журналисты просили разрешить фото- и видеосъемку судебного заседания. Обвиняемые не до конца поняли суть просьбы и суд пояснил: «Они хотят снимать, а потом это все по телевизору покажут». Прокурор и юрисконсульт метрополитена высказались резко против, адвокаты и их подзащитные, наоборот, за: «более того, мы хотели бы, чтобы запись велась, когда мы даем показания» — уточнили они. Это ходатайство также удовлетворено частично: журналистов допустили только до съемки чтения обвинения и приговора.

То и дело во время обсуждения ходатайств братья Азимовы просили разрешить телефонные переговоры с родственниками, адвокат Сагитов ходатайствовал о разрешении подзащитным свиданий. Суд предпочел не отвлекаться и был краток: «позже обратитесь к секретарю, все подпишем, сколько надо». Телефонные переговоры Азимовым все же разрешили, суд обещал направить решение в места содержания.

Поскольку из 112 потерпевших только для 40 было получено подтверждение получения уведомлений, суд вынес на обсуждение вопрос о возможности продолжения заседания. Решение – «продолжить при состоявшейся явке». Примерно в это же время послышался звук, похожий на оповещение, – в зале пошутили, что, видимо, пришло время обеда (хотя, возможно, это были какие-то неполадки микрофонов). Тем не менее, слушатели были недалеки от истины: как раз после этого суд объявил перерыв на час.

В перерыве родители Махамадюсуфа Мирзаалимова общались с прессой и просили не обвинять их сына раньше времени: «…оставил свою работу, уехал в Питер, тут квартира (речь, вероятно, шла о квартире, в которой задержали Махамадюсуфа и некоторых других обвиняемых), получается. И вот они задержали, со всеми вместе. Бедный ребенок сидит теперь два года, ни свиданий, ничего» — рассказывают они историю сына.

— А мы не бедные? — один из потерпевших, потерявший в теракте дочь, вмешался в разговор.

— Кто не бедный? – спросила Яркинай Мирзаалимова.

— Вот это вот, посмотрите, кто! Двадцать лет ей было всего, посмотрите, это моя дочь – мужчина показал фотографию на экране смартфона.

— А нам что показываете? Это мой сын…

— Он бедный? А это – не бедная? Мы не бедные? Пострадавшие не бедные?

— Это мой сын…

— Вы одни бедные?

— А вы почему на меня кричите?

0 Вы говорите: «мы бедные, мы бедные». А мы не бедные?

В
разговор вмешался муж: «Вы сначала
докажите, не надо здесь орать»

— Я не кричу, не ору, поверьте…

— А почему тогда…

На этом моменте в эмоциональный спор вмешался судебный пристав, но убитых (каждого – своим) горем родителей было не остановить.

— Ничего не доказуемо…

— Да при чем «доказуемо, недоказуемо»?

— Вы сначала докажите, что эти парни виновны. Там козел отпущения сидит, мой сын…

Пристав снова попытался разнять родителей, им пришлось разойтись по разным краям коридора.

В разговоре с Новостями Купчино Мирзаалимова заявила: «Я уже все рассказала всем, все что есть… Я думаю все они – вруны, все они – обманщики, не верю никому. На моего сына лично не давили, а вот свиданий – нет, нам не дают. Ребят, которые с ним там – током били…».

Разговор вновь прервал отец погибшей:

— Вот Ваш сын два года отсидит…

— Какой два года, ему пожизненное грозит, понимаете?

— Вы на него смотрите, а я не могу позвонить своей дочери.

— Я Вам клянусь богом, он не виновен.

— А что вы потом будете делать? Я вам сочувствую, потому что вы этого не делали, вы хороший человек

— Да, давайте мы так с вами… В том мире, если мы виноваты, если мой сын виноват, будь проклят, кто виновен в этом. Но мой сын вообще не виновен.

— Кто это сделал? Невинные сидят – подключился к разговору отец Мирзаалимова.

— На том свете, понимаете, — продолжила Яркинай, — мы с вами встретимся…

У всех троих родителей в глазах стояли слезы, и казалось, после этого разговора и проговаривания боли накал страстей немного утих.
В более спокойной обстановке отец Махамадюсуфа продолжил рассказывать Новостям Купчино свою версию произошедшего:

«Он в Sushi Wok работал в Петербурге, года два тут жил, а потом задержали. Попросил знакомый, работал с ним в Sushi Wok, наверное, там работу потерял, позвонил ему, мол, можно у тебя пожить два-три дня? За 4 дня (имеется ввиду — до задержания) до этого… Я своего сына прекрасно знаю, я не так воспитал своих детей. Просто люди… все понимают: здесь все подстава, система российская такая».

Мирзаалимовы уверены – по федеральным каналам правды о деле не расскажут, надежда остается только на независимых журналистов.

После перерыва прокурор Тихонова зачитала обвинение: на это ушло полтора часа с одним пятнадцатиминутным перерывом. По версии следствия, теракт был спланирован при участии запрещенной в РФ террористической организации «Джамаат Таухид валь-Джихад». Конкретнее – Сирожиддином Мухтаровым и Бобиржоном Махбубовым, оба они находятся в розыске. Главной идеологической причиной следствие называет желание террористической группировки прекратить военные действия в Сирии со стороны Российской Федерации. По версии следствия, подсудимые в разной степени участвовали в разведывании уязвимых станций метро, сборе бомб, переводе денег с одних электронных кошельков на другие, передаче сим-карт, зарегистрированных на третьих лиц.

Любопытно, что переписка между участниками подготовки теракта, по версии обвинения, происходила в онлайн-мессенджере WhatsApp, а вовсе не в анонимном Telegram, регулярно называемом инструментом для «безопасного» общения между преступниками.

Обвинение считает, что главным связующим звеном между Махбубовым и Джалиловым были братья Азимовы: якобы они получали деньги и указания из Сирии и передавали их Джалилову в Петербург. По версии следствия, именно Аброр Азимов передал Махбубову информацию о ходе подготовки теракта.

Подсудимые с обвинением категорически не согласились, их защитники – тоже, однако обещали высказаться подробнее после ознакомления с материалами дела. На этом моменте председатель коллегии объявил перерыв до 11 утра следующего дня, указав адвокатам, что стоит прийти пораньше, чтобы смочь пообщаться с подзащитными.

Уже после объявления перерыва немногочисленная группа журналистов собралась вокруг Яны Теплицкой из Общественной Наблюдательной Комиссии Санкт-Петербурга. С разрешения Мухамадюсупа Эрматова и его адвоката она обнародовала информацию о пытках, предположительно применявшихся к нему в течение месяца до официального задержания. Предположительно, люди, которых сам Эрматов считает сотрудниками ФСБ, пытались добиться от него признания в знакомстве с Джалиловым и показаний о том, что в квартире находилась бомба. Ниже Новости Купчино приводят прямую речь Яны Теплицкой:

«Пятого апреля 2017 года исчез Мухамадюсуп Эрматов, в 11 часов дня его бригадир позвонил брату (также обвиняемому по делу, Ибрагиму Эрматову), сказал что тот не пришел на работу. Оба брата Эрматовы жили в этой квартире, в ней жили еще 5 человек, все эти 7 человек сейчас являются обвиняемыми по данному делу. Дальше они (Ибрагим и его друг) весь день искали пропавшего, обращались в полицию два раза: первый раз, когда поняли, что он исчез, второй раз — когда увидели, что у его машины спущены колеса. Полиция приходила к ним домой в рамках поиска пропавшего человека, фотографировали там все. В деле есть показания полицейских, которые говорят, что они все осмотрели кроме того места, где… Кроме кладовки.

На следующее утро в 5 или 6 утра к ним (шестерым, живущим в этой квартире) пришли и всех задержали. Там была довольно долгая история с задержанием, насколько я понимаю, сначала они все лежали лицом в пол, потом их увели, и потом снова привели на обыск, где нашли взрывчатку, которую нашли в квартире. Дальше до 11 мая о пропавшем человеке ничего не было слышно. 11 мая объявили, что он задержан в каком-то парке в Москве.

Он рассказывает, что на самом деле все происходило так: он утром пятого апреля вышел из дома, подошел к своей машине, в этот момент к нему подошли три человека, один из них подошел спереди, ударил его в нос. Говорит, что нос сломался. После этого его забросили в машину (он достаточно подробно об этом говорит, какая именно машина, не буду сейчас говорить подробности), потом его повезли в какое-то здание, предположительно это здание следственного комитета, куда на следующий день привезут всех остальных. У всех людей, у всех семерых, с которыми мы разговаривали, в этом здании забирали одежду. Вот у Мухамадюсупа забрали всю одежду, переодели его в одноразовую, дальше, по его словам, его заковали в какие-то наручники, которые с одной стороны скрепили руки между собой, с другой стороны скрепили ноги между собой, и цепями были сцеплены как-то эти наручники через шею. Насколько я понимаю, было три цепи, соединяющих наручники, наножники и шею. После того как его переодели в одноразовую одежду в неизвестном здании в Петербурге, его посадили в машину и около 9 часов куда-то везли.

Все это время он был с мешком на голове, и так до 11 мая он и останется с мешком на голове, он не будет видеть происходящего, только иногда сможет что-то подглядеть. Когда его привезли к неизвестному зданию, его спустили куда-то вниз, прицепили к батарее в конце коридора, он всего этого не видел, поэтому это его восприятие, восприятие человека с мешком на голове. Некоторое время он пролежал прикованный к радиатору батареи, после этого его завели в какую-то дверь рядом, в какое-то помещение. Он точно говорит размер помещения, не буду сейчас называть. Он просто строитель, и вещи, которые связаны с размерами помещения и материалами отделки он довольно подробно рассказывает. И дальше он говорит, что все время, все эти много дней, он находился прикованный за вот эту цепь к какой-то штуке, похожей на радиатор, какой-то железной трубе, не имея возможности лежать, стоять, только сидеть в какой-то неудобной позе.

Отцепляли его только на время пыток и допросов, допрос и пытки – это разные вещи. Иногда к нему приходил какой-то человек, который задавал ему вопросы, на это время его отцепляли, и он могу сидеть с тем же мешком на голове, иногда его пытали. К нему прицепляли провода между мизинцами и безымянными пальцами ног, я не знаю, оставляет ли это следы, во всяком случае, это не такие следы, как от электрошокера. Первый раз эта пытка применялась к нему в день, когда его туда привезли. Он достаточно подробно рассказывает о том, как он терял сознание, как его приводили в себя. От него, насколько я понимаю, добивались чтобы он признал, что он знаком с человеком, которого называют смертником, фамилия его Джалилов. От него добивались признания, что они знакомы, а потом еще фразы, что кто-то принес бомбу в квартиру.

Он был в очень плохом состоянии. Он был истощен, потому что его практически не поили, не кормили, в течение всего времени ему там давали сколько-то гречки и пол-литра воды в день, один раз дали коньяк. Спустя несколько недель в Лефортово приехала гражданская скорая и сказала, что его нужно срочно везти в реанимацию. Он провел какое-то время в реанимации в гражданской больнице в Москве, и он говорит, что у него шла кровь горлом. Я не видела никаких медицинских документов, я не знаю, что в них написано. Он говорит, что конвой, который с ним был в больнице, мешал ему взаимодействовать с врачами, поэтому, насколько я понимаю, у него не было возможности сказать врачам почему он в таком состоянии. То есть каких-то конкретных следов нет, что конкретно произошло с его здоровьем – наверное, какие-то медицинские документы будут».

Репортаж Александры Макеевой

Репортажи с суда по теракту:

Первый день: начало процесса и информация о пытках.
Второй день: протоколы, протоколы и показания пострадавших